Оригинал:
http://www.sph.umich.edu/symposium/2010/pdf/bernstein2.pdf
https://modernslavery.yale.edu/sites/default/files/pdfs/bernstein_militarized_humanitarianism_1_0.pdf
https://pdfs.semanticscholar.org/d9d8/9610d4aeaf05160b902e2647f1312b0b2805.pdf
Элизабет Бернштейн
Милитаризованный гуманитаризм повстречался с тюремно-сажательным феминизмом
Ветреной нью-йоркской зимой в последние недели 2008 года два очень разных кинематографических события, сфокусированные на политике гендера, сексуальности и прав человека, выделялись своей симметрией. Первое - благотворительный показ "Зова и ответа" - только что вышедшего "рокументального" фильма о торговле людьми, созданного христианским рок-музыкантом и кинематографистом Джастином Диллоном,- демонстрировалось в модном кинотеатре, расположенном в деловой части города, наполненному до отказа залу, состоящему из полных энтузиазма, молодых, преимущественно белых и корейских евангелических христиан обоего пола. Второе событие - публичный показ фильма "Очень молодые девочки" - серьезного документального фильма о феминистской активистке Рейчел Ллойд и ее гарлемской организации для девочек-подростков, занимающихся уличной проституцией, было населено преимущественно нерелигиозными женщинами среднего возраста, занятыми в свободных профессиях, имеющими долговременную приверженность делу упразднения торговли сексом. Несмотря на очевидные демографические контрасты между участниками и различные констелляции светских и религиозных ценностей, которые те исповедуют, все же еще поразительнее был тот политический фундамент, которые эти две группы научились разделять.
В последнее десятилетие постоянно растущее публичное и политическое внимание направляется на "торговлю женщинами" как на опасное проявление глобальных гендерных неравенств. Сообщения в СМИ повествуют о похожим образом отрепетированных историях похищения, перевозки и принудительного сексуального труда женщин и девочек, чьи бедность и отчаяние делают их "легкой добычей" в городах как "первого", так и "третьего" мира (см., напр.: Kristof 2004; Landesman 2004; Lopez 2006). Тем временем замечательно разнообразная группа общественных активистов и государственных деятелей - коалиция, составленная из феминисток-"аболиционисток" (исторически аболиционистами было принято называть тех, кто боролся за уничтожение рабовладения как явления и юридического института, за полную "отмену рабства"; нынешние "аболиционисты" - это те, кто борется за "отмену сексуального рабства", которым они считают любую "торговлю сексом", в частности любую проституцию - прим. перев.), евангеличеких христиан и как консервативных, так и либеральных (в этой статье я использую обычное для США деление на "консерваторов" и "либералов", в котором под "либералами" подразумевается левоцентристский диапазон политического спектра - прим. автора) правительственных чиновников - разработала многоярусную систему нового законодательства на местном, национальном и транснациональном уровнях. Несмотря на свои знаменитые разногласия по поводу политики в отношении секса и гендера эти группы объединились, чтобы добиваться более жестких уголовных и экономических наказаний для "торговцев живым товаром", клиентов проституток и стран, сочтенных не предпринимающими достаточных шагов для прекращения потока "торгуемых" женщин.
Ключевые "электоральные группы" в коалиции "против торговли людьми", имеющей место в США, привычно настаивают, что устремления, объединяющие их, носят внепартийный и аполитичный характер - утверждение, которое на определенном уровне трудно оспаривать, потому что, как заметила религиовед Ивонна Циммерман, никто не мог бы правдоподобно утверждать, что он "за" торговлю людьми (Zimmerman 2008, 83). В другом идеологическом регистре политолог Аллен Херцке прославляет человеколюбивую "повестку дня", соединившую левых и правых, светских и христиан вокруг этого вопроса, даже доходит до того, что приветствует эту широчайшую коалицию как "одно из самых значительных движений за права человека нашего времени" (2004, 6). Несмотря на горячую поддержку движения против торговли людьми активистами, занимающими широкий спектр политических позиций - простирающийся от таких радикально-феминистских групп, как Коалиция против торговли женщинами и Равенство сейчас, до таких "истеблишментовских" (широко признаваемых) организаций христианских правых, как Фокус на семью,- в этой статье я попытаюсь аргументировать утверждение, что то, что послужило объединению этой коалиции "невероятных союзников",- не просто человеколюбивая забота о людях, попавших в капкан "современного рабства", как продолжают утверждать комментаторы, подобные Херцке, ни скрытая приверженность активистов "традиционным" идеалам гендера и сексуальности, как предлагают объяснять это различные комментаторы левого толка и критически настроенные феминистки (напр. Saunders 2005, Berman 2006, Weitzer 2007). Вместо этого я постараюсь продемонстрировать, насколько евангелический и феминистский активизм питается разделяемой ими приверженностью тюремно-сажательным (здесь и далее я перевожу так слово carceral - от латинского carcer - тюрьма, за отсутствием иного адекватного эквивалента в русском языке - прим. перев.) парадигмам социальной, и в особенности гендерной, справедливости (тому, картину чего я развиваю здесь как "carceral feminism" - прим. автора) и милитаризованному гуманитаризму как примущественному способу решения проблем государством. Основываясь на моих собственных продолжающихся этнографических и политических исследованиях, проходящих при участии феминистских и евангелических лидеров движения против торговли людьми в Соединенных Штатах, я утверждаю, что данный альянс, который оказался столь эффективным в формировании современной политики по данной теме, является продуктом двух исторически уникальных и пересекающихся тенденций: сдвига вправо, который произошел у многих мейнстримных феминисток и других светских либералов,- сдвига от перераспределительной модели справедливости к политике "инкарцерации" (заключения в тюрьму) - и совпавшего с ним по времени сдвига влево, произошедшего у многих более молодых евангелических христиан,- их сдвига от изоляционистских вопросов (против) аборта и (против) однополых браков к глобально ориентированной "теологии социальной справедливости" (social justice theology).
В одной из моих предыдущих статей (Bernstein 2007a) я обрисовала эти две тенденции в терминах разделяемой данными группами приверженности неолиберальным (т.е. основанным на рынке и наказании, а не на перераспределении) решениям современных социальных проблем, при которой (приверженности) "торговля людьми", или так называемое "современное рабство", представляет антитезу низкооплачиваемой работе на якобы свободном рынке. В данной же работе я использую мои этнографические данные, чтобы проследить формирующиеся точки пересечения на двух ключевых политических фронтах - тюремно-сажательного феминизма и милитаризованного гуманитаризма, подробнее объясняя отличительные моменты сексуальной и гендерной политики, на которых зиждется каждый из этих "образов действий" активистского вмешательства.
Генеалогия "торговли сексом"
Опоздав и запыхавшись, я прибыла на сеанс "Зова и ответа" и натолкнулась на толпу из нескольких сот человек, высыпавших на улицы,- само по себе их количество примечательно, учитывая, что это было мероприятие евангелических христиан, посвященное теме прав человека, местом его проведения был центр города Нью-Йорка, а временем - 10 часов вечера во вторник при том, что на тот момент фильм уже демонстрировался несколько недель подряд. Молодые и модно одетые посетители мероприятия просто бурлили от радостного возбуждения. Мне еле хватило времени пробраться сквозь фойе, чтобы изучить ряд столов, заваленных листовками неправительственных организаций, плакатами и прочей продукцией, когда мой взгляд остановился на одетой в черное молодой женщине с крохотным золотым крестиком на шее, объяснявшей "основанные на рынке решения проблемы сексуального рабства", предлагаемые ее организацией, окружившим ее весьма благосклонным слушателям.
Фильм начинался со зловещих и зернистых кадров, запечатлевших молодых девочек в камбоджийских борделях, происхождение которых (кадров) в фильме не указывается, но я помню, что уже видела эти кадры в одной из специальных телепередач. После сцены, в которой несколько детей школьного возраста договариваются с неким белым клиентом, приехавшим с Запада, об обмене секса на деньги, фильм неожиданно перескакивает на кадры выступления христианской рок-группы, музыканты которой сосредоточенно бацают по своим гитарам в надрывном, взывающем причитании. Эта "продвинутая", модная версия христианства настолько "бесшовно" срастается с популярной культурой и секулярными человеколюбивыми импульсами, что ее "приглушенный" евангелически-христианский взгляд на происходящее может и не быть очевиден нерелигиозному зрителю.
Следующий раздел фильма состоит из рассуждений ряда "экспертов" по торговле людьми, включая колумниста "Нью-Йорк таймс" Николаса Кристофа, а также разнообразных кинозвезд, недавно заинтересовавшихся данным вопросом, как например Эшли Джадд и Джулии Ормонд. Среди них (несвязно) появляется даже профессор философии и "публичный интеллектуал" Корнел Уэст с рассуждениями об истории основанного на расовом принципе рабовладения как имущественного права в Соединенных Штатах. Фильм импрессионистически переносится от образов избиваемых кнутами черных тел к крупным планам лиц белых христианских рок-музыкантов и обратно: глаза музыкантов наполняются слезами, когда те повествуют о зверствах сексуального рабства, о которых им кто-то рассказал, а в некоторых случаях они и сами были их очевидцами. Эти сцены методом наплыва перетекают в кадры полуодетых женщин в витринах борделей Голландии, а затем и неких географически неопознаваемых стран, пока камера окончательно не останавливается на молодой азиатке, которая, под зловеще звучащую музыку и ясно слышимые ахи, раздающиеся из зрительного зала, объявляет, что переспала более чем с тысячей мужчин. "Я не училась в школе, поэтому не могу точно подсчитать",- кротко поясняет она. Это первая из нескольких "главных героинь", предлагающих аудитории лишенный контекста и рассчитанный на сенсацию фокус на "торговлю-людьми-как-изнасилование" и девственность, принесенную в жертву. Несмотря на то, что Кристоф настаивает в этом фильме, что наиболее заслуживающим внимания в торговле людьми является не обмен секса на деньги сам по себе, а присутствие принуждения и зверств, здесь именно заурядные сценарии банальной проституции, "надерганные" со всего света, служат "призывным кличем" к действию. (Из моих полевых заметок, Нью-Йорк, 7 января 2009 г. - прим. автора)
Как отмечают комментаторы, такие как правовед Дженнифер Чакон (2006 г.), понятие торговли людьми как оно определено в действующем федеральном законодательстве и в международных протоколах вполне мыслимо могло бы включать в себя труд по "потогонной системе", сельскохозяйственную работу или даже преступления в сфере корпоративного управления, но именно - гораздо менее распространенные - случаи сексуальной "контрабанды" женщинами и девочками простимулировали наибольшую озобоченность консервативных христиан, видных феминистских активисток и прессы. Представители этих групп сами признают (иногда с досадой), что фокусирование на сексуальном "нарушении", а не на структурных предпосылках эксплуатируемого труда в более общем смысле, послужило критическим фактором для трансформации того, что прежде беспокоило лишь маленькую группу приверженных активистов, в юридическую инфраструктуру с мощными материальными и символическими эффектами. Как заметил в беседе со мной прогрессивный евангелический автор и активист Брайан Макларен, "вызывает тревогу, что НКО могут "поднять" денег на борьбу с торговлей сексом в Камбодже, но гораздо труднее "поднять" осознание людьми того, что плохие принципы торговой политики в США закрепляют бедность Камбоджи, в результате чего она нуждается в торговле сексом".
Различные комментаторы отмечают сходства между моральной паникой, окружающей "торговлю-сексом-как-современное-рабство" в текущий момент, и страшилкой "белого рабства" в послевоенные годы (имеются в виду годы после войны Севера и Юга в США 1861-65 гг. - прим. перев.) девятнадцатого века (Saunders 2005; Soderlund 2005; Agustín 2007). Хотя та, более ранняя, волна беспокойства мобилизовала аналогичную коалицию "новых аболиционистов" в виде феминисток и евангелических христиан, до Прогрессивной эры искоренение проституции не представлялось особенно неотложной целью ни одной их этих групп. К началу двадцатого века, однако, по мере роста напряжений из-за миграции, урбанизации и социальных перемен, вызванных индустриальным капитализмом, нарративы о торговле женщинами и девочками в целях сексуального рабства множились. Хотя эмпирические расследования в конце концов разоблачили нарратив о белом рабстве как большей частью не имеющий основания в фактах (доступные свидетельства говорят о том, что большие количества женщин на самом деле не принуждались к проституции, кроме как экономическими условиями), "крестоносцам" борьбы против белого рабства тем не менее удалось добиться принятия целой серии законов "против красных фонарей", как и федерального Закона Манна - Элкинса о белом рабстве, которые привели первую в истории страны эру широкомасштабной, коммерциализированной проституции к ее концу.
В минувшее десятилетие термин "торговля людьми" вновь сделали синонимом не только принудительной, но и добровольной проституции, одновременно "затмив" этим более раннюю волну попыток политической борьбы за права как секс-работников, так и мигрантов (см., напр., Kempadoo & Doezema 1998; Chapkis 2005; Agustín 2007). Как отмечают и те наблюдатели, которые рады этому, и критически настроенные, это вытеснение было облегчено "взятием на вооружение" дискурсов прав человека феминистками-аболиционистками, которые эффективно нейтрализовали области политической борьбы вокруг вопросов труда, миграции и сексуальной свободы при помощи тропов (троп - в стилистике прием преобразования значения, "переноса наименования" - прим. перев.) "проституции-как-гендерного-насилия" и "сексуального рабства". С точки зрения организаций феминисток-аболиционисток против-торговли-людьми, этот сдвиг на "поле прав человека", произошедший в середине 1990-х годов, был жизненно необходим для переноса целого набора междуусобных дебатов между феминистками о значении проституции и порнографии (которые разделяли феминистское движение США на протяжении всех 1980-х и начала 1990-х годов и в которых неаболиционистские фракции вот-вот должны были триумфально победить) на более "человеколюбиво-благотворительную" территорию, на которой победа аболиционистской стороны была более вероятна.
Одновременный и столь же глубокий сдвиг произошел в те же годы внутри евангелического движения США. Если в начале 1990-х годов большинство евангелических христиан имели мало общего с полем прав человека, то к 1996 году возросшее полагание ООН на неправительственные организации и осознание все более глобального распространения евангелического христианства подталкивали многие вновь образовавшиеся евангелические НПО к вступлению в международную политическую борьбу. Дорис Басс и Диди Херман (2003) приписывают это распространению (и учащению) конференций под эгидой ООН в 1990-х годах, которое облегчило расширение и дальнейшую институционализацию участия НПО в написании международных законов и формировании международной политики. В сочетании с растущей заинтересованностью евангелических христиан США вопросами международной религиозной свободы и преследования христиан этот сдвиг послужил вовлечению новых множеств религиозных акторов в дебаты о торговле людьми и большей слышимости религиозных голосов на поле прав человека (Hertzke 2004).
Евангелический лоббизм вокруг торговли людьми получил новый заряд энергии после того, как администрация Джорджа Буша-младшего расширила инициативу президента Клинтона "милосердный выбор" по предоставлению неприкрыто религиозным организациям права получать федеральное финансирование. С 2001 года, когда президент Буш учредил Офис инициатив, основанных на вере, евангелические христианские группы обеспечивают себе растущую долю федеральных средств на работу, связанную с торговлей людьми как в стране, так и за рубежом, как и средств на профилактику ВИЧ/СПИДа (Mink 2001; Butler 2006).
В своей недавней статье социолог Рон Вайцер охарактеризовал кампании феминисток и консервативных христиан против "торговли сексом" как "моральный крестовый поход" сродни предыдущим общественным мобилизациям против потребления алкоголя и порнографии. Вайцер демонстрирует, что, хотя цифры (и прочие "основанные на опыте" данные) в утверждениях этих кампаний о масштабах завоза "жертв торговли сексом" в Соединенные Штаты и о его более общей связи с проституцией страдают от изъянов, их тем не менее успешно институционализировали во всё возрастающее число НПО и официальную государственную политику (Weitzer 2007). Хотя работа Вайцера является важной и дополняющей взгляды разных критически настроенных феминисток на этот вопрос (см., напр., Saunders 2005; Berman 2006), она не идет достаточно далеко, чтобы посмотреть на другие социологически значимые связи между этими двумя "невероятными союзниками" в деле "нового аболиционизма": а именно, на ту, которая объединила две эти группы вокруг карательной и исторически далеко не неизбежной парадигмы задействования государства, как внутри страны, так и за рубежом. В то время как сексуальная "клятва верности", заключающаяся в том, что группы [позиционирующие себя как] против-торговли-людьми должны недвусмысленно осуждать проституцию, обильно критикуется различными комментаторами левого толка, тюремно-сажательная "клятва верности", на которой неявно зиждется такая политика, практически не попадает в прицел критического анализа. В нижеследующей части статьи я опишу, как сексуальная политика, тесно переплетенная с более широкими "повестками дня" криминализации и инкарцерации, оформила "картинку" торговли людьми как для консервативных христиан, так и для мейнстримных феминисток, что помогло совместить эту задачу с государственными интересами и возвысить ее до ее нынешней позиции политической и культурной значимости. Я начну с очерчивания контуров того, что я обозначаю как "тюремно-сажательный феминизм", и предоставлю более подробный анализ тех секторов современного феминистского движения, которые подвизаются в деле борьбы против торговли людьми.
Сексуальная политика тюремно-сажательного феминизма
Я потратила около 17 лет, работая над этой проблемой - большую часть этого времени я была на стороне, терпящей поражение, потому что те, кто поддерживал права "секс-работников", выигрывали почти каждое политическое сражение. ... То были безрадостные годы. ... Теперь правда о проституции/торговле сексом становится известна, и ведомства реагируют, как никогда прежде. Я думаю, за один только последний год было арестовано больше сутенеров и торговцев людьми, чем за целое предшествующее десятилетие. (Донна Хьюз, активистка борьбы против торговли людьми и профессор женских исследований в Университете Род-Айленда - интервью в National Review Online [Lopez 2006])
Торговля людьми - как домашнее насилие. Единственное, что предотвращает повторение, - страх ареста. (Дорхен Лейдхольт, феминистская активистка из Коалиции против торговли женщинами - выступление на заседании Комиссии ООН по положению женщин 2 марта 2007 г.)
Чего мы хотим? Сильного закона против торговли людьми! Когда мы его хотим? Сейчас же! (Кричалка типа "вопрос - ответ" на митинге Национальной женской организации в поддержку закона штата Нью-Йорк, который должен был ужесточить наказания для клиентов протитуток - Нью-Йорк, 1 февраля 2007 г.)
Для "низовых" феминисток ранней "второй волны", нацеленных на критику "общепризнанных" экономических и семейных институтов и на отстаивание репродуктивных прав женщин, это, возможно, показалось бы странным наваждением - что поколение спустя пионеры раннего феминистского движения - такие как Лора Ледерер (автор классического труда "Take Back the Night" и основательница движения против изнасилования), Дорхен Лейдхольт (видный феминистский юрист, выступающая адвокатом на стороне женщин в процессах о домашнем насилии) и Донна Хьюз (назначенный на средства фонда Элинор Карлсон профессор женских исследований в Университете Род-Айленда) - одним солнечным июльским утром окажутся главными докладчицами на спонсированной неоконсервативным вашингтонским "мозговым трестом" Гудзоновским институтом конференции, озаглавленной "Прибыли сутенерства: положить конец торговле сексом в Соединенных Штатах" (конференция состоялась 10 июля 2008 г. - прим. автора). На одной сцене с ними присутствовали влиятельные сотрудники Института - такие как Майкл Хоровиц (ветеран администрации Рейгана и один из видных архитекторов современного движения против торговли людьми), посол США Марк Лейгон (бывший помощник крайне правого сенатора-республиканца от Северной Каролины Джесси Хелмса, избиравшегося на пять сроков подряд, и директор Офиса по торговле людьми в Государственном департаменте) и Бонни Стаховяк (профессор делового управления в евангелическом Университете христианского авангарда). В то время как группа докладчиков и экспертов, состоявшая исключительно из людей белой расы, выступала перед аудиторией, говоря о неотложной необходимости искоренить во "внутренних городах" уличных сутенеров и "культуру сутенерства", "покрыть позором" клиентов проституток и всемерно укреплять "здоровые семьи" как в стране, так и во всем мире, аудитория, включающая в себя представителей разнообразных правых организаций, в том числе Фонда "Наследие", Американского института предпринимательства и Феминисток за жизнь, разражалась частыми аплодисментами.
Конечно, для тех, кто знаком с эволюцией того, что Джанет Хэлли назвала правительственным феминизмом (когда феминизм "переезжает" с улиц в государственные структуры; Halley 2006, 20), как и с историческим прецедентом паники "белого рабства", включение видных феминистских активисток в мероприятие Гудзоновского института, возможно, не является столь неожиданным. Вдобавок к отголоскам "белого рабства" есть также важные исторические созвучия между нынешней кампанией США против торговли людьми и антипорнографическими слушаниями Комиссии Миса, проходившими в 1980-х годах, на которых консервативные христиане и секулярные феминистки, как например Кэтрин Маккиннон и Андреа Дворкин, похожим образом объединили свои ряды ради сексуальных реформ (см., напр., Duggan & Hunter 1995; Vance 1997). Как уже давно подметили Джудит Валковиц (1983) и Уэнди Браун (1995), прибегание феминисток к "заякоренному" государством сексуальному морализму особенно легко "выскакивает на поверхность" во времена восхождения правых политических сил, как например в годы правления Рейгана или Буша, когда возможности добиться более сущностных политических и экономических перемен становятся призрачными. В то время как вновь поднимающий голову феминистско-консервативный альянс активно пестовался Белым домом Буша-младшего - как путем публичной риторики, например во время вторжений в Афганистан и Ирак, так и путем культивирования нескрываемых политических связей, как например в назначении прославленной феминистской активистки Ледерер старшим директором глобальных проектов по торговле людьми в Государственном департаменте США,- различные феминистки впоследствии активно и публично выступали в поддержку инициатив администрации Буша. Одним из примечательных примеров является статья в "Вашингтон пост" от февраля 2004 г., совместно написанная культовой феминисткой "второй волны" Филлис Чеслер и профессором женских исследований/активисткой против торговли людьми Хьюз, в которой авторы энергично защищали не только меры администрации Буша по борьбе с торговлей людьми, но и ее военные интервенции в Афганистане и Ираке, провозгласив, что современные консерваторы и организации, основанные на вере, стали более надежными защитниками демократии и прав женщин по всему миру, чем либеральные левые когда-либо были вообще (Chesler & Hughes 2004).
Хотя принятие дискурсов криминализации, "строительства демократии", "поименного клеймения" и семейных ценностей новой порослью тех феминисток, которые сами себя признают консервативными, безусловно, имеет значение, но также примечательно и то, до какой степени феминистки, позиционирующие себя как секулярных либералок, легко (и, по-видимому, без каких-либо угрызений) оказались в согласии со значительной частью этой "повестки дня" и таким образом с готовностью и энтузиазмом присоединились к кампаниям против торговли людьми, ведомым консервативными феминистками. В то время как такие комментаторы, как Уэнди Чапкис (2005), Камала Кемпаду (2005) и Мирьям Тиктин (2008), уже отмечали сговор между мейнстримным феминизмом и государственными "повестками дня" охраны границ в современных кампаниях против торговли людьми (в которых феминистский активизм невольно поддерживает депортацию мигранток - секс-работниц - под видом обеспечения их защиты), мои натурные этнографические исследования расширяют это наблюдение, выявляя тюремно-сажательную политику и государство, ставшее "машиной государственной безопасности", как предпочитаемые феминистками против-торговли-людьми политические средства решения проблем.
Принятие либеральными феминистками тюремно-сажательной политики, как и аритикулирование этой политики через определенный набор идеалов в отношении гендера и сексуальности, было ясно продемонстрировано на собраниях секций по борьбе с торговлей людьми нью-йоркского отделения Национальной женской организации (NOW-NYC) и Американской ассоциации университетских женщин (AAUW), на которых я присутствовала на протяжении шести месяцев в 2007 и 2008 годах. Анджела Ли из Нью-йоркского центра женщин азиатского происхождения выступала в качестве финального оратора на митинге NOW-NYC против торговли людьми, проводившемся в 2007 году в поддержку законопроекта, который должен был увеличить максимальное наказание для клиентов проституток с 90 дней до 1 года тюрьмы (законопроект стал законом 6 июня 2007 г. при широкой поддержке нью-йоркских феминистских организаций - прим. автора). Эта безупречно одетая женщина лет 45 даже не упомянула роль, которую глобальная бедность играет в динамике торговли людьми и проституции, зато много чего имела сказать о сексуальной целостности семей. "Это семейный вопрос",- провозгласила она без обиняков,- "особенно сейчас, когда приближается китайский Новый год и есть столько семей жертв, которые не смогут праздновать". В этой своей формулировке Ли поместила сексуальную угрозу строго вне дома, несмотря на прежде гегемоническое среди феминисток утверждение, что именно дома и семьи являются местами, где женщинам пребывать опаснее всего. Далее она связала опасности, которым подвергаются жертвы торговли людьми, с отсутствием в штате Нью-Йорк успехов в принятии закона, предусматривающего достаточно строгие уголовные наказания для торговцев людьми и сутенеров, провозгласив с огромным чувством, что "Нам нужно наказать торговцев и освободить жертв!"
На проходившей 2 марта 2007 г. дискуссии, главный вопрос которой звучал как "Положить конец спросу" на торговлю сексом, в Комиссии ООН по положению женщин, смычка между сексуальной политикой и тюремно-сажательной вышла на поверхность даже с еще большей силой. На этом заседании, посвященном тому, чтобы проблематизировать спрос мужчин на услуги секс-работниц, члены панели воспользовались возможностью "показать товар лицом": как тюремно-сажательное государство можно эффективно "запрячь", чтобы получать основанные на взаимной любви, гетеросексуальные, нуклеарные семьи. Докладчица из Коалиции против торговли женщинами (CATW), открывая заседание, подчеркнуто восхвалила пятерых белых мужчин из среднего класса, присутствующих в помещении, как образцы новой модели просвещенной маскулинности и призвала свою аудиторию "приводить их мужей, сыновей и братьев" на будущие заседания. Данная модель проституции и торговли людьми, которую здесь "провозгласили" члены CATW, имела очень мало связи (если вообще имела) со структурными или экономическими факторами, целиком приписывая причины проституции действиям маленького подмножества плохих мужчин: мужей внутри семьи, которые могут искать сексуальных услуг женщин вне ее, или плохих мужчин вне семьи, которые могут выманивать женщин и девочек из нее. Хотя CATW считает себя прогрессивной феминистской организацией, ее члены проявили неожиданно мало колебаний, взывая к карательному аппарату государства. Не продемонстрировали они и особой осведомленности о политико-экономических "подпорках", на которых зиждется та специфическая форма гетеросемейной интимности, в защиту которой они выступили (см., напр.: Bernstein 2007b; Padilla et al. 2007).
На законодательном уровне позицию либеральных феминисток по вопросу торговли людьми наиболее ясно выражает член Палаты представителей, избранная от Демократической партии в Нью-Йорке, Кэролин Малони, ранее известная своей борьбой против гендерного неравенства оплаты труда и за репродуктивное здоровье женщин. Малони играет одну из ведущих ролей в нынешней феминистской кампании против торговли сексом, спонсируя законодательство, которое делает мишенями [наказания] клиентов секс-работниц и полностью устраняет любую разницу между принудительной проституцией и добровольной в федеральном законодательстве (версия законопроекта Малони HR 3887 так и не была принята - прим. автора). Она также тесно сотрудничает с феминистскими организациями, как например с Национальной женской организацией и с Равенством сейчас, как и с Хоровицем из Гудзоновского института и с консервативными христианскими группами избирателей, как например с Евангелическими христианами за социальное действие. В одной из глав ее недавней книги, красноречиво озаглавленной "Миф о хорошенькой женщине" (тем самым делающей ясным, что единственная форма торговли людьми, которая ее заботит,- гетеросексуальная проституция; Maloney 2008), две вещи особенно примечательны. Первая особенность освещения данного вопроса Малони, которую стоит отметить,- моральное возвышение гетеросексуальной нуклеарной семьи в сплетении путей к женскому сексуальному рабству, которое она душераздирающе описывает. Хотя Малони и упоминает инцест, от которого страдают дети женского пола внутри семьи, как распространенный путь в проституцию, в ее анализе сам по себе инцест "не тянет" на нарушение прав человека, которое представляет собой сексуальное рабство - этот термин она "приберегает" для обозначения внесемейных форм насилия. Второй ключевой элемент в книге Малони - степень, до которой тюремно-сажательная политика и гендерная политика подразумевают друг друга. В качестве своего заключения к "Мифу о хорошенькой женщине" Малони настаивает, что лучшим средством борьбы против рабства является арест и заключение в тюрьму клиентов проституток и сутенеров, вкупе с более бдительной защитой детей.
Вышеприведенные примеры высвечивают важный альянс между феминизмом и тюремно-сажательным государством, который выходит за пределы недавних феминистских партнерств с религиозными правыми силами. В своей недавней книге, прослеживающей совместное возникновение внимания феминисток "второй волны" к сексуальному насилию и неолиберальных "повесток дня" инкарцерации, Кристин Бумиллер (2008) похожим образом продемонстрировала, какими путями близорукая феминистская сфокусированность на криминализации изнасилования и домашнего насилия в 1990-х годах контрастировала с низовыми и свойственными феминисткам ранней "второй волны" заботами об усилении социальных и экономических возможностей женщин. Приводя аргументы в пользу того, что неолиберальный тюремно-сажательный императив оказал опустошающее воздействие на то, какими способами "оформляется" феминистское обращение с вопросом сексуального насилия, Бумиллер демонстрирует, что и "обратная связь" является правдой: как только феминизм фатально заразился неолиберальными стратегиями социального контроля, он смог эффективно послужить вдохновением для более широких кампаний криминализации. (См. также Marie Gottschalk (2006), которая прослеживает эволюцию движений против изнасилования и в защиту избиваемых женщин в США в терминах сдвига от фордистского "государства всеобщего благоденствия" к неолиберальному "тюремно-сажательному государству" в качестве аппарата принуждения к достижению феминистских целей. - прим. автора) Бумиллер замечает, что к началу 2000-г годов неолиберальная "повестка дня" феминизма по поводу сексуального насилия все больше экспортировалась как часть политики США в области прав человека, монолитизируя тюремно-сажательный императив внутри феминизма в отношении самих США и распространяя парадигму феминизма-как-борьбы-с-преступностью по всей планете (см. также Grewal 2005).
Имеющиеся свидетельства действительно наводят на мысль, что кампании США против торговли людьми оказались гораздо более успешными в криминализации маргинализированных групп населения, охране границ и измерении соответствия других стран стандартам прав человека по тому, насколько те пресекают проституцию, чем в предоставлении каких-либо конкретных благ жертвам (Chapkis 2005; Chuang 2006; Shah 2008). Как аргументированно утверждает Бумиллер, это не просто вопрос "непредвиденных последствий", а проявилось как результат прямого объединения феминистками своих рядов с неолиберальным проектом социального контроля (2008, 15). Это справедливо как в отношении того, что происходит в самих США, где сутенерам теперь могут давать сроки по девяносто девять лет тюрьмы как торговцам людьми, а секс-работниц все больше арестовывают и депортируют ради их "защиты" (см. Bernstein 2007a, 2007b), так и в отношении развития событий по всему миру, где ранжирование правительством США других стран по "уровням соответствия" привело к усилению перекрытия границ между странами и к введению карательных "антипроституционных" политик в целом множестве стран (Sharma 2005; Shah 2008; Cheng 2010).
В самое последнее время, по мере нарастания внимания феминисток к "внутристрановым" формам торговли людьми (которое фильмы, подобные "Очень молодым девочкам", попытались "воспламенить"), стало ясно, что сдвиг от местных форм сексуального насилия к международному полю и обратно к заботе о "полицировании" "внутренних городов" США (на этот раз под видом защиты прав человека женщин) предоставил критически важные "шестеренки" для механизма реализации устремлений тюремно-сажательного феминизма. По данным федерального прокурора США Памелы Чен (2007 г.), в целой половине федеральных уголовных дел по обвинению в торговле людьми речь идет о несовершеннолетних девушках, занимающихся уличной проституцией во "внутренних городах" США (Некоторые комментаторы высказывают предположение, что сдвиг фокуса политики США "против торговли людьми" от международного поля к деятельности внутри самих США произошел из-за того, что правительство США так и не смогло обнаружить те гигантские количества жертв трансграничной торговли людьми, в существовании которых оно до того всех уверяло (см., напр., Brennan 2008). После принятия закона (TVPA) в 2000 г. правительство снизило свои оценки количества жертв трансграничной торговли в США с 50 тыс. до 14,5-17 тыс. чел. в год (U.S. GAO 2006). В делах по обвинению в торговле людьми в пределах США для предъявления обвинения в торговле людьми не требуется, чтобы обвиняемый применял [к потерпевшим] силу, если речь идет о несовершеннолетних [проститутках]. - прим. автора) В плане правоохранительной практики это привело к беспрецедентной "зачистке" небелых людей, занятых в уличной сексуальной экономике - включая сутенеров, клиентов секс-работниц, как и самих секс-работниц (Bernstein 2007a).
Приверженность тюремно-сажательного феминизма гетеронормативным семейным ценностям, борьбе с преступностью и тому, что рекламируется как спасение и "восстановление" жертв (или тому, что Джанет Якобсен аллитеративно окрестила “Marriage, Militarism and Markets” - "брак, милитаризм и рыночность"), а также привлекательность данной "повестки дня" для широких социальных слоев мощно иллюстрируется недавним фильмом "Очень молодые девочки". Фильм демонстрировался не только на разнообразных феминистских мероприятиях, но также и в Государственном департаменте США, в ряде евангелических мегацерквей и в консервативном Колледже Христианского Царя. Под рубрикой создания портрета внутристрановой торговли людьми фильм пытается добиться сочувствия к молодым афро-американкам, которые оказываются в ловушке сексуальной экономики "уличного уровня". Представляя данных женщин как "очень молодых девочек" (на рекламном плакате данного фильма сидящая "главная героиня" изображена такой маленькой, что ее ноги свисают со стула) и как невинных жертв сексуального злоупотребления (категории, которая исторически была "зарезервирована" для белых жертв и не занимающихся секс-работой), фильм может убедительно представить свою точку зрения как антирасистскую и прогрессивную. Но невинность молодых женщин в этом фильме достигается ценой полной демонизации молодых афро-американских мужчин, которые получают прибыль с их заработков и которые представлены как неисправимо преступные и недочеловеческие. Фильм последовательно "обнуляет" человеческий облик молодых афро-американских мужчин, занятых в уличной экономике, как и сложное переплетение факторов помимо проституции (включая расизм и бедность), которые определяют жизнь этих девушек. После одного из показов фильма, который состоялся в юридической фирме класса "премиум" в Нью-Йорке (и на котором я присутствовала), некоторые из зрителей в зале призвали не только посадить сутенеров за решетку по возможности навсегда, но и подвергать их физическим нападениям. В фильме "Очень молодые девочки", как и в тюремно-сажательном феминизме в более общем смысле, видение социальной справедливости как уголовной справедливости (юстиции), а карательных систем контроля - как лучших средств сдерживания против плохого поведения мужчин служит критической точкой соединения с государственными деятелями и ведомствами, евангелическими христианами и другими, подвизающимися в деле борьбы против торговли людьми.
Наш Бог [уголовно] правосудный: милитаризация гуманитаризма в новых кампаниях евангелических христиан против торговли людьми
(В данном заголовке слово в квадратных скобках вставлено автором, переведено мной: в оригинале Our God of [criminal] Justice - прим. перев.)
Citychurch (название церкви изменено - прим. автора) - одна из мегацерквей (этим словом - megachurch - в США называют особенно крупные церковные здания, в каждом из которых могут присутствовать до нескольких десятков тысяч человек одновременно, обычно протестантских конфессий - прим. перев.) на Манхэттене, которую я время от времени посещаю с начала моего проекта, эту церковь мне в высшей степени порекомендовали несколько молодых евангелических христиан, участвующих в движении против торговли людьми. В тот вечер я присутствовала на мероприятии, проспонсированном "женским подразделением" церкви, - на дискуссии с лидерами движения, основанного на вере, посвященной вопросу торговли сексом. Встреча проходила в штаб-квартире церкви, в которой собрались примерно 85 молодых женщин.
Мероприятие началось с короткой коллективной молитвы, ведомой молодой белой женщиной, которая адресовала свое моление "нашему Богу Правосудному", в то время как мы торжественно склоняли наши головы. Она взывала Его позволить Его духу руководить присутствующими ораторами в разделении того, что Он делает, "чтобы установить справедливость в мире". Следующей на сцену выходит модератор дискуссии: это пышущая энергией молодая женщина, которая описывает, как она посвятила свою жизнь помощи "сломанным и болящим". Она объясняет, что ее собственный активизм в деле борьбы против торговли людьми изначально был вдохновлен историей Марии - девственницы, покинувшей свой родной город в Мексике, а в результате оказавшейся в борделе. Хотя остается неясным, откуда она изначально узнала о Марии, а сама эта история не изобилует подробностями, ее глаза наполняются слезами в то время, как она ее рассказывает, как и глаза многих других женщин, собравшихся в зале.
Первая из выступивших лидеров - худая белая женщина в очках лет 35, которая руководит нью-йоркской организацией для женщин, выбирающихся из "сексуального рабства". Недавно ее организация вступила в сотрудничество на постоянной основе с Нью-йоркским центром женщин азиатского происхождения - этот альянс между христианами и светскими работает на пользу обеих этих активистских групп: тот факт, что ее собственная организация финансируется Церковью, означает, что они не связаны правительственными директивами в том, кого считать жертвами. Это позволяет им работать с людьми, "про которых они знают, что ими торговали", даже если сами рассматриваемые женщины отказываются признавать это. Члены организации находят жертв следующим образом: дежурят в районных судах Куинса и Манхэттена и заговаривают с подсудимыми женщинами, признавшими себя виновными в проституции после полицейских рейдов на их бордели. Она объясняет, что "признание вины по суду обязывает их получать услуги от нас, что дает нам как минимум некоторую возможность завоевывать их доверие".
[...]
Последняя выступающая - молодая женщина из Международной миссии справедливости - самой крупной и самой признанной евангелической организации в США по борьбе с торговлей людьми, имеющей местные оперативные подразделения в четырнадцати странах. Она начинает свою презентацию тем, что объявляет свою радость от того, что является частью "этой глобальной трансформации Церкви". Она рукоплещет новой работе, которую церкви делают в целях борьбы с несправедливостью, призывая свою аудиторию заново обдумать 10-й псалом. "Послушайте это описание угнетателя,- предлагает она, после чего делает короткую паузу для драматического эффекта: - Он лежит, затаившись, близ селений. Из засады он убивает невинных. Тайно следя за своей добычей, лежит он в засаде подобно укрывшемуся льву. Он выжидает, чтобы ловить беспомощных. Хватает беспомощных и утаскивает их в своей сети". (Из моих полевых заметок, Нью-Йорк, 17 марта 2009 г. - прим. автора)
У многих светских критиков современных кампаний против торговли людьми, придерживающихся левых политических взглядов, сохраняются старые стереотипы по поводу культурно-политической подоплеки и более широких социальных интересов, которые находят отклик у современных евангелических христиан - группы, которую часто "молча" не отличают от антипорнографических, антиабортных и антигейских активистов прошлых поколений. Хотя группы, открыто позиционирующие себя как христианских правых - такие как Озабоченные женщины за Америку и Армия спасения,- также являются активными участниками нынешнего крестового похода против торговли людьми, мои исследования, которые я провожу в церквях, "ориентированных на справедливость", подобных Citychurch, на молитвенных собраниях в пользу жертв торговли людьми и на евангелических конференциях против торговли людьми и демонстрациях фильмов, наводят [меня] на мысль, что такие группы не представляют собой большинство "низовой" активности евангелических христиан.
Вместо этого новая группа молодых, образованных и относительно зажиточных евангелических христиан, которые часто характеризуют себя как людей "поколения справедливости", проводят теперь одни из самых активных и страстных кампаний по поводу сексуального рабства и торговли людьми. По контрасту со своими предшественниками из лагеря христианских правых, молодые евангелические христиане, ставшие пионерами участия христиан в современном движении против торговли людьми, не только сами пользуются языком, словами, характерными для движений за права женщин и социальную справедливость, но также делают сознательные шаги для того, чтобы отличить свою работу от сексуальной политики других консервативных христиан. Хотя многие из данных евангелических христиан продолжают быть противниками гомосексуальных браков и абортов, они не придают этим вопросам того же политического приоритета, который придают им их более консервативные собратья. Вместо этого молодые евангелические христиане пытаются доказывать, что лучший способ сформировать эффективную политику - уйти от "истерических", вызывающих ожесточение и разделение споров вокруг гендера и сексуальности и сфокусировать внимание на том, что они считают бесспорными и объединяющими вопросами, как например глобальное потепление, торговля людьми и ВИЧ/СПИД.
Тем не менее данное "ново-евангелическое" стремление к социальной справедливости, породившее в том числе движение против торговли людьми, остается привязанным к определенному набору политических взглядов на сексуальность и гендер, который, хотя и разделяет некоторые ключевые моменты преемственности с их "право-христианскими" братьями, но в то же время - и не менее важным образом - является отличным от других. На некоем базовом уровне, принятие "ново-евангелическими" христианами торговли людьми как фокуса своего внимания следует поместить в разряд культурно модернизирующих проектов, а не традиционализирующих. Под прикрытием морального осуждения и спасения проституток женщинам в особенности предоставляются новые прекрасные возможности поучаствовать в сексуально откровенной культуре, в путешествиях за границу и в ранее запретные уголки городского пространства. Более того, современные евангелические активисты движения против торговли людьми почти без изъятий придерживаются либерально-феминистского взгляда на эгалитарный гетеросексуальный брак и равенство полов в профессиональной сфере, в котором (взгляде) гетеросексуальная проституция, как и для многих секулярных либералов из среднего класса, представляет антитезу обеим этим политическим целям.
Несмотря на подлинно модернизирующие аспекты "ново-евангелической" сексуальной политики, недавний "залп" триумфальных реляций в прессе по поводу "фатального раскола" в евангелическом движении США (см., напр., Kirkpatrick 2007; Wicker 2008) может быть и преувеличенным, поскольку сохраняется ряд элементов, которые продолжают объединять разнообразные формирующиеся фракции. Хотя "новых евангелических" действительно меньше заботят битвы "войны культур", чем вопросы человеколюбия и глобальная социальная справедливость, в их видении мира справедливость прямо приравнена к уголовной справедливости (юстиции), и, как я покажу далее, насколько экономические проблемы видятся одним из причинных факторов человеческих страданий, предлагаемые "новыми евангелическими" решения воображаются (и формулируются) ими в неолиберальных, "дружественных к потребителю" терминах. Таким образом "новые евангелические" остаются "должниками" стоящей за ними тюремно-сажательной политики, которая служит их связи не только с теми секторами современного феминистского движения, которые сами "свернули вправо" в последние десятилетия, но также и со всем правым спектром "ориентированных на уголовное правосудие" социальных и экономических консерваторов.
Разительным примером данной неолиберальной "уголовно-правоохранительной" повестки дня, на которой зиждутся "ново-евангелические" человеколюбивые вмешательства, является Международная миссия справедливости (IJM), находящаяся на переднем крае того "дружественного к СМИ" милитаризованного гуманитаризма, который характеризует основанный на вере ответ на торговлю людьми с конца 1990-х годов. В проповедуемой (на словах и на деле) IJM модели активизма типа "спаси и восстанови (верни)" мужчины-сотрудники организации притворяются потенциальными клиентами, чтобы расследовать публичные дома по всей планете в партнерстве с местными правоохранительными органами (как и с респектабельными органами СМИ) с целью спасения несовершеннолетних и якобы принуждаемых обитательниц борделей и доставки их в реабилитационные учреждения. Основатель и ответственный директор IJM Гэри Хауген обосновывает данную методику в своей недавно вышедшей книге "Just Courage" (2008 г.), в которой он отстаивает точку зрения, что эпическая борьба между добром и злом делает необходимым выбор между "быть в безопасности" и "быть храбрым". Предлагаемое Хаугеном "мускулистое" видение активизма за социальную справедливость прямо называет торговлю людьми одним из тех вопросов, которые могут перенаправлять жизни, привыкшие к безопасности (зажиточных) пригородов, на действие и приключения: "Мы переживаем по поводу того, что может случиться с нашим имуществом, с нашей репутацией, с нашим социальным статусом. ... Всё, что мы ценим, никогда не предназначалось для того, чтобы его охранять. Оно предназначалось для того, чтобы его подвергать риску и тратить.
Хотя деятельность IJM некоторым представляется спорной ("неоднозначности" проявились в камбоджийском Пномпене, где "спасенные" женщины, используя простыни, вылезали через окна и спускались на землю, чтобы убегать обратно в бордели, из которых их перед тем "освобождали", а также в Индии, где члены местной организации секс-работниц закидали штатных сотрудников IJM канями), модель активизма, предложенная IJM ("работай, притворяясь клиентом, и дружи со СМИ"), стала стандартом де-факто как для евангелически-христианских, так и для секулярно-феминистских организаций. Организация либеральных феминисток Равенство сейчас, например, недавно подрядила добровольцев мужского пола, чтобы те, притворяясь клиентами, находили торговцев людьми и работали с местными правоохранителями для предания их суду. Что примечательно, тактику IJM приветствовали как администрация Буша, так и (позже) светские человеколюбцы в администрации Обамы, как например Саманта Пауэр. Как замечает Пауэр в своем недавнем интервью с Хаугеном, которое она взяла для журнала "Нью-йоркер", выражающего преимущественно левые взгляды, "Хауген считает, что самая большая проблема на Земле - не недостаток демократии, не избыток бедности ... а, на самом деле, отсутствие должной правоохраны" (Power 2009, 52). Через "миссии спасения" IJM мужчин завлекают в решение женских проблем и других человеколюбивых вопросов путем предоставления им роли героических борцов с преступностью и спасителей. В отличие от того, что происходит в других организациях и движениях для мужчин-христиан, однако, здесь "приманкой" служит не позиция главы в домашнем анклаве нуклеарной семьи, а, напротив, принятие на себя роли лидерства в проблеме и против проблемы, которая является глобальной по своему масштабу и требует транснациональных акторов для сражения с ней.
Но здесь ставкой в игре является не только вновь транснационализированная маскулинность для [мужчин] среднего класса, особенно учитывая тот факт, что большинство "низовых" активистов организации - как и в кампаниях против торговли людьми вообще - молодые женщины из среднего класса. По контрасту с более ранним поколением евангелически-христианских активистских групп, которые и не скрывали, что поддерживают сексуальный и гендерный традиционализм для западных женщин, члены IJM часто указывают на отсталый традиционализм культур "третьего мира" как на одну из главных причин "торговли сексом" - такая постановка вопроса помогает им определять и подкреплять их собственные воспринимаемые свободу и автономию как западных женщин. В этом отношении они следуют тому, что Индерпал Гревал (2005, стр. 142) определила как нынешнюю феминистскую модель активизма в сфере прав человека, которую произвели на свет индивидуумы, считающие себя более этичными и свободными, чем их "сестры" в развивающихся странах.
То, что в качестве своего "правого дела" они выбрали борьбу на благо жертв "торговли сексом" в странах "третьего мира", дает этим молодым евангелическим женщинам способ непосредственно взаимодействовать с насыщенной сексом культурой, не "загрязняясь" ею; дает возможность общаться с "плохими девочками" "третьего мира", оставаясь при этом "хорошими девочками" "первого мира". Хоть путем непосредственных заходов в бордели "третьего мира", хоть путем просмотра высоко сексуализированных материалов СМИ, вопрос торговли людьми позволяет существовать сексуализированной "рамке" без того, чтобы угрожать собственному моральному статусу или социальному положению этих женщин. Одна 23-летняя активистка борьбы против торговли людьми, которую я встретила на сеансе "Зова и ответа", [в разговоре со мной] без обиняков рассуждала об озабоченности христиан торговлей людьми в терминах "сексапильности" этого вопроса, заметив, что "Nightline (популярная вечерняя информационная передача телеканала ABC, США - прим. перев.) делает специальные выпуски на эту тему ... было бы затруднительно делать специальные выпуски на тему аборта".
Евангелические усилия по борьбе с торговлей людьми, таким образом, являются продолжением активистских тенденций, которые получают все большее распространение и в других сферах, воплощающих в себе форму политического участия, которая является дружественной к потребителям и СМИ и насыщенной совокупностью образов и тропов сексуальной культуры, против которой они открыто выступают - фемининная, "потребляющая" параллель маскулинной политике милитаристского спасания. Недавняя фотография из журнала "Christianity Today" ("Христианство сегодня") под заголовком "Бизнес спасания" делает эту динамику довольно ясной. На фотографии изображена улыбающаяся молодая активистка из христианской группы прав человека, которая "окормляет" секс-работницу в тайском борделе (рис. 1). Хотя евангелическая аудитория журнала будет склонна толковать счастливое выражение лица женщины как свидетельство любви Христа (см. Wilkins 2008), визиты молодых миссионерок в бордели также находятся в рамках современных практик "потребитель-гуманитаризма", в которых "туристические приключения" в экзотических антуражах служат подкреплению ощущения западными людьми своей свободы и хороших времен.
Хотя дружественная к потребителю политика стала непременной частью многих форм современного активизма за социальную справедливость, она занимает особенно видное место в евангелических кампаниях против торговли людьми, в которых "новых аболиционистов" часто призывают делать покупки, выручка от которых пойдет организациям, основанным на вере (как, например, иронически названному "Магазину Свободы Не для Продажи": http://www.notforsalecampaign.org), или покупать изделия, изготовляемые женщинами, которых (как считается) освободили из сексуального рабства. Для современных евангелических христиан покупка потребительских товаров во имя борьбы против торговли людьми служит - тем, что "цементирует" различие между свободой и рабством - двойной цели: с одной стороны, "свобода" пребывает в способности западных потребителей покупать безделушки и сувениры, которые "жертвы торговли людьми" производят; с другой стороны, она относится к практике, которую "новые евангелические" называют "бизнес как миссия", в которой бывшие "рабы" переводятся в "свободный" труд тем, что производят товары для западных потребителей. В конце концов, в "бизнесе как миссии" можно разглядеть "осовремененную" в духе глобального капитализма практику евангелических христиан девятнадцатого века, которая заключалась в "спасании" женщин из проституции путем устройства их на работу домашней прислугой или обучения их шитью (см. Augustín 2007).
Улыбающаяся фотография из "Христианства сегодня" и идея бизнеса как миссии образуют драматический контраст с работой социолога Элены Ши (2009), которая провела этнографические исследования на материале нескольких евангелически-христианских "проектов спасания" в Таиланде и Китае. Она обнаружила, что почти все "жертвы", которых "проекты спасания" используют в качестве наемных работниц на производстве украшений,- это взрослые женщины, которые когда-то выбрали работу в сфере сексуальных услуг как самый высокооплачиваемый вариант [своего трудоустройства], но затем, скопив некоторые сбережения, вместо нее выбирают участие в евангелически-христианской "молитвенной работе" и изготовлении украшений. Записавшись на "проекты по изготовлению украшений", они вскоре обнаруживают, что их жизнь отныне будет мелочно регламентироваться их работодателями-миссионерами, что они более не будут вольны навещать своих родных и друзей в районах красных фонарей и что из их зарплаты будут удерживаться штрафы за пропуск ежедневных коллективных молитв, за опоздание на работу даже на несколько минут и за малейшие "нарушения поведения". Многие начинают задавать себе вопрос, а действительно ли их текущая жизнь предлагает им больше свободы, чем они имели ранее.
Заключение: Тюремно-сажательная политика как гендерная справедливость?
Модель прав человека в ее глобальном проявлении есть псевдокриминализованная система слежки и санкций. В ее самом крайнем проявлении ... политика прав человека может использоваться для оправдания военных интервенций. ... Таким образом, становится насущным задать вопрос - как в локальном, так и в глобальном контексте: как политические линии, разработанные с целью "защищать" женщин, служат воспроизводству насилия? (Кристин Бумиллер, 2008 г., стр. 136)
Спасите нас от наших спасителей. Мы устали от того, что нас спасают. (лозунг VAMP - одной из добровольных организаций секс-работниц в Индии)
Хотя сексуальные пересечения критически важны для "цементирования" той коалиции между феминистками и христианами, которая породила движение против торговли людьми, в этой статье я постаралась показать, что они - не единственные точки контакта, которые необходимы для понимания того, каким образом эта "коалиция невероятных союзников" стала возможна: эти пересечения необходимо накладывать на целую серию более широких политических и культурных перестроек, произошедших в период, когда "потребительское" и "тюремно-сажательное" все более видятся предпочитаемыми "средствами доставки" для социальной справедливости. Эти разделяемые политические устремления служат не только связыванию современных феминисток и евангелических христиан друг с другом, но и соединяют обе эти группы с широким спектром светских и религиозных консерваторов.
Существует обширная литература, написанная критически настроенными феминистками, в которой документируются механизмы, делающие "вылазки" западных феминисток на территорию международной арены прав человека неотделимыми от неоколониальных государственных интересов. Но данный мой анализ, который вы читаете в настоящий момент, указывает на механизмы, при помощи которых неоколониальные гуманитарные интервенции были использованы также как "точка сборки" для разрешения междуусобных конфликтов внутри как западного феминизма, так и евангелических христианских кругов. Как показано в данной статье, два разных сдвига в сексуальной политике феминисток и консервативных христиан сделали нынешнюю кампанию против "торговли сексом" возможной: феминистский сдвиг с фокусирования на плохих мужчин внутри дома к фокусированию на плохих мужчин вне дома и сдвиг нового поколения евангелических христиан с фокусирования на сексуально неподобающих женщин (о чем говорят прежние озабоченности абортом) к фокусированию на сексуально опасных мужчин. Что здесь также раскрыто - это как обе эти группы разворачиваются от прямого участия в гендерной политике семьи к концентрации внимания на гендерном и сексуальном насилии в публичной сфере. Именно через эти сдвиги обе группы пришли к тому, чтобы взрастить альянс с неолиберальной потребительской политикой и милитаризованной государственной машиной, которая использует претензии на определенную модель западного гендерного и сексуального превосходства, [происходящую] из среднего класса белой расы, для достижения своих целей.
Хотя культурная и политическая динамика, которую я здесь описала, начала давать свои плоды в годы правления администрации Джорджа Буша-младшего и подъема религиозных правых, более прогрессивная эра Обамы не обязательно предвещает резкую смену курса. В то время как некоторые светские либералы уже отпраздновали тот факт (речь идет уже о правлении администрации Обамы - прим. перев.), что политика США против торговли людьми более не будет использоваться как орудие для своих озабоченностей по поводу секса религиозными правыми и "радикальными" феминистками, как я попыталась продемонстрировать своим обсуждением, "либералы" и "консерваторы" склонны соглашаться в проведении лежащей в ее основе тюремно-сажательной политики, которая определяет вопрос торговли людьми с самого начала (споры ведутся лишь вокруг узкого вопроса, должны ли тяжкие уголовные наказания применяться исключительно к торговле людьми в целях секса или распространяться также и на другие формы торговли людьми). Отсутствие безоговорочного энтузиазма по поводу Протокола ООН против торговли людьми, которое изначально выражали ряд защитников прав секс-работников, когда данный Протокол только начал обсуждаться как протокол по борьбе с преступностью (см., напр., Global Rights 2002), почти полностью исчезло из диапазона приемлемых политических высказываний. Тем временем неолиберальные тюремно-сажательные стратегии, которые я описала в данной статье, становятся обычным делом также и в тех странах, в которых религиозные правые имеют мало влияния, но зато системы социального государства находятся там под ударом (см., напр., Sudbury 2005; Ticktin 2008).
Что, однако, может быть самым значимым для нынешнего политического ландшафта, окружающего вопрос торговли людьми,- это возможные трансформации самого неолиберализма в эпоху экономического кризиса и результирующих финансовых ограничений, которые с высокой вероятностью будут наложены на тюремно-сажательное государство (см., напр., Peters 2009; Steinhauer 2009). Может ли феминистская и "ново-евангелическая" тюремно-сажательная политика продолжаться при все громче раздающихся призывах, в том числе исходящих от некоторых правых деятелей (Jacobsen 2005; Liptak 2009), к сокращению численности заключенных в тюрьмах? Одним из возможных вариантов дальнейшего развития событий является, что, в то время как внимание продолжает сдвигаться на так называемые внутристрановые формы торговли людьми, призывы сажать в тюрьму могут в конце концов уступить место экономически менее затратным требованиям программ перевоспитания для некоторых осужденных и обязательных услуг для жертв торговли людьми (что демонстрируют феминистские и евангелические программы "лечения" бывших проституток). Что же касается международной арены, возможно, что нынешние кампании против торговли людьми в конце концов уступят место фокусу на другие способствующие консенсусу человеколюбивые вопросы, связанные с насилием против женщин,- подобно тому, что мы уже наблюдаем в виде растущего феминистского и евангелического внимания к таким проблемам, как свищ (имеется в виду образование свищей между влагалищами и прямыми кишками женщин и девочек, особенно в странах "третьего мира" - прим. перев.), как изнасилования в Конго и Судане (Grady 2009; Herbert 2009; Hopewell2009). Но, независимо от того, останется ли вопрос торговли людьми объединяющим фокусом для современного феминистского и евангелического социального активизма, общая политическая тенденция к полаганию на человеколюбивые НПО и на "правые дела", за которые те борются, кажется ясной. В неолиберальном контексте "разгосударствления" государственной машины, "делегирования полномочий" методика государственного управления все более основывается на некоей коалиции государственных и негосударственных действующих лиц, не на государстве самом по себе. Символические и материальные "моральные долги", которые данные структуры имеют перед государством (как через тюремно-сажательную политику, так и через финансирование), обеспечивают, что только те человеколюбивые вопросы, которые способствуют продвижению более широкого набора геополитических интересов (будь то охрана границ, ведение войн или "полицирование" своего собственного внутристранового низшего класса), скорее всего будут находить отклик в более широкой публичной сфере.